We’ve updated our Terms of Use to reflect our new entity name and address. You can review the changes here.
We’ve updated our Terms of Use. You can review the changes here.

Booster of Sadness

by proletarskyi / lu joyce

/
  • Streaming + Download

    Includes unlimited streaming via the free Bandcamp app, plus high-quality download in MP3, FLAC and more.
    Purchasable with gift card

      $5 USD  or more

     

1.
бог умер, знаешь, сегодня бог мертв, библейский исход мертвым телом ребенка, я вечным жидом обрету свой люстдорф, вчера под ракетой рождалась воронка. на кладбище часто я помню молчал, там жили родные, лежали, пылились, теперь там обломки, начало начал, среди погребений опять не родились. и только глаза из шестидесяти дней, трехмесячной смертью меня умывают, молчать, не спасти уцелевших людей, бог сдох, но его без конца отпевают.
2.
в черном безмолвии спит белая принцесса, отучился дышать, нет больше прогресса, есть в этом сиянии моря глухая сирена, не встану, лежу, не услышу, покидаю арену. глаза наизнанку, в словах одни перепосты, и новости дней отмирают так просто, кривая касательных в системе запретов, не факт, что мы с тобой, дотянем до лета. опять фоторобота призрак меня отпевает, объект сохранили, тушили, никто не узнает, что в этом безмолвии сияние гаснет опять, я знал и забыл, прости, не мог я не знать.
3.
есть ли у них слова, у меня часто нет, город, которого нет, выключил свет, нету больше онлайн, донаты оставь себе, мир это величина, которая гаснет в огне. дети не родились, а рождённых сожгли, мы взрослые дети, теперь остались одни, только вечер апреля заметил потерю бойца, оглянись, отвернись, завтра стирает с лица. что ты смотришь в этот уставший экран? я никто, и ты знаешь есть так много стран, где сочувствие станет валютой, это среда, ничего не бывает навечно, стареют года. соучастие что-то изменит, не усугубит, разминируй мне сердце, оно так дико болит, не отрывочно, знаешь, а глухо и наверняка, между букв расстреляли, но дышит лишь эта строка.
4.
здесь мое кладбище - обитель тишины, блиндаж желаний, мост сырой надежды, апрель, как пасынок растерянной войны, он только никогда не будет это прежним. есть этот ров, как шрам моей страны, в нем пальцы, руки, части тел зарыты, меня спросили про коллективный факт вины, виновны все из них в моих убитых. и этот свист над моим домом был чужим, альбомом детства догорел к полудню, я точно помню, что мы все договорим, потом, в тиши, у зеркала, по будням.
5.
как будто, не успел, резко прервали, дальше контингент уже был ограничен, континент сохранен, ничего не отдали, чертами изо всех сил ты был отличен. ты слышал, развидеть нельзя никогда, ты помнишь, ведь память это растяжка, здесь город, который лишь любит вода, здесь дым, как старая короткометражка. усопший осадок немых стратосфер, разломанный ветер, бегущий отныне, есть самая злая из тысяч всех вер, но даже она никогда не покинет.
6.
предательство стало формой надежды, сними в этом кадре лишь белые одежды, ситуация под вопросом, что характерно, ошибся, принял не за того, это наверно. есть такая сущность, быть вне закона, он тоже не писан, пока все не забыли, много тел лежат опять вдоль террикона, ещё больше откапывать не разрешили. здесь каждый - ракетоноситель печали, местный житель с оружием в виде мести, они пытались смешаться, но их отличали, груз сомнений заменен грузами двести. изначально не пыльно, все под вопросом, он изрезал земную орбиту формально, посыпай кадры пеплом, тревога износом, смерть опять замолчит и опять визуально.
7.
тюльпаны здесь растут среди ежей, кровь электрическая среди гаражей, краеуголная сталь рвет ткани/сети, все, что росло, увяло, в том числе и дети. без капиллярного облика - все дилемма, кризис, как утренняя лирика старой скорби, это все незначительно, все не проблема, все разменяно и все это недооформить. эти двое смолчали, лишь небо упало, знаешь это не скрежет, а низкое солнце, то, что даже ацтеки любили так мало, и такое, что часто рисуют японцы. хлеб насущный, рука без устали пишет, реки вплавь разуверились, но удержали, я опять и опять бесконечно все слышу, и они без сомнения не удержали.
8.
эти тупые обломки меня прибили к земле, день, который опять меняет местами иное, город дышит ранениями, город рос на селе, видишь берега линию, там опять небо воет. система не будет без сбоев, она о живом, о зыбком покое, о жизни, что неутолима, о том, что мы видим, и что опять не умрем, о том, что останется после этого стрима. есть в сводках потерь лишь завалы этой весны, есть лица и руки, сердца, что стучат наизнанку, есть то, что сошьет как-то вместе рваные дни, спасет и оставит дышать, собирая останки...
9.
что я могу? сковонно молчать, не дышать, в этом маленьком городе лежат ребенок и мать, больше я не могу ничего, лишь черный дым, мой город у моря, их город тоже станет моим. не вернуть, лишь молчать / кричать, отец и дед уже больше не смогут встать, не развидеть ранения этой слепой весны, эти лица чернеют - калибр кровавой десны. там, где после конца, уже липкая тишина, здесь не сможешь, иначе уже не суждено, у асфальта кожа с красным мясом сошла, и без неба нельзя, но оно под ногами давно.
10.
я спав колись на оболоні, п'ятнадцять років вже минуло, і небо низько на долонях, згорілим сонце тільки було. я спав і прокидався рано, скрізь земля, як чистий лист, зашитим небо було, рваним, район, як старий пацифіст. я спав колись на оболоні, прокинувся я ж тут, уночі, один, і тільки серце ниє, горить живе і смерть мовчи.
11.
все, що стосується, набуде і згине, це атака з повітря, немає у неї причини, ці очі навпроти без приреченої долі, це природа вивороту, арифметика болю. якщо не досягає, нехай залишить, як є, немає нічого іншого, крім, як слово помста, кожному за заслугами буде тільки своє, і все це буде дуже непросто. переживай свій видих, це свідомість страху, якого немає, немає ні попелу, ні праху, лише день прийдешній і вогнепальний, пам'ятай - реалізм завжди інфернальний.
12.
життя в коридорі, не гуманітарному, ніч, напівзігнута обитель, на ковчезі все буде не парне, це все уламки, просто зайдіть. і тиша знову тут не чарівна, лише одиночна черга назад, їжа насущна та щоденна, постріли цих ебучих гармат. ця весна проживе обгоріла, без спотворень вона назавжди, пам'ятаєш вона тобі говорила, тільки про те, що залишить сліди.
13.
залиш мені право бути собою, ранковим мраком, вечірньою зорею, кулею вилетіти холостою, словом розпалити, знищити зброю. не залишай їм прав, нехай згорять, у відкуплення двері зачинені, лише пекло, і нічого вони вже не повторять, цієї ночі все вже лише померкло. девальвація це згоріле полотно, камінь, ножиці, папір, що горить, не разом і зовсім не заодно, завтра, народжене в одну лише мить.
14.
тріумф волі та олімпія назад, все це потворність повзе навмання, стріляй, це місто з гулу сирен, із напівпідвалів, зруйнованих стін. простріляне повітря, сиві волхви, початок зими напередодні весни, не просто кінець, відучили кричати, вже це не зуміти, вже не відрізняти. ти жив, андеграунд не може дотліти, свинець підгорілий, роздягнена мідь, порожні коляски на майдані, де діти? вихід напередодні, мовчи заповідь.

credits

released May 20, 2022

Oleksandr Proletarskyi - voice, texts, cover.
Sergey Batura / Lu Joyce - modulars.


Recorded live on Nagra 4.2 in Odessa - 30.04.2022

license

all rights reserved

tags

about

PROLETARSKYI Odesa, Ukraine

sociopath chimera

contact / help

Contact PROLETARSKYI

Streaming and
Download help

Report this album or account

If you like Booster of Sadness, you may also like: